Skip to content

ИСТОРИЯ АРТЕМА БАТАЛОВА

Умерщвление вместо исправления

Автор: Анатолий Папп
Редактор: Асмик Новикова

Баталов Артем Александрович родился в 1990 году, жил в Богородске Нижегородской области. В 17 лет он заболел инсулинозависимым сахарным диабетом первого типа. Ему приходилось в местной больнице ежемесячно проводить замеры сахара и получать инсулин, который ему кололи 4 раза в день.

В апреле 2012 года Артем был признан виновным в незаконном приобретении, хранении и сбыте наркотиков (ст. 228 ч.3 УК РФ). Это была его третья судимость. Первый условной срок он получил в 17 лет за вымогательство (ст. 163 УК РФ), второй — через год по той же статье, уже реальный, 3 года и 3 месяца колонии общего режима. Третий срок, 8 лет и 3 месяца, отбывал в Лечебно-исправительном учреждении (ЛИУ) №3 ГУ ФСИН по Нижегородской области. Должен был освободиться.

В личном деле Артем характеризуется отрицательно: «Осужденный Баталов А.А. состоит на профилактических учетах: склонный к употреблению и приобретению наркотических веществ … и алкогольных напитков, организующие и провоцирующие групповое противодействие законным требованиям администрации, склонный к совершению побега».

По словам матери, Нины Ивановны Баталовой, Артем писал жалобы в различные инстанции на условия содержания, утверждал, что ему не предоставляют установленные продукты питания, сообщал об ухуджении состояния здоровья (кроме сахарного диабета у него был выявлен туберкулез легких и гепатит С). Баталов жаловался матери, что 2 года содержался в ПКТ и ШИЗО без выхода. За это время туберкулез одного легкого превратился в туберкулез двух легких в фазе распада. Он жаловался, что администрация и врачи колонии намеренно его умерщвляли из-за личной неприязни и постоянно продлевали ПКТ и ШИЗО.

В июне 2019 года в телефонном разговоре с матерью Артем говорил, что у него выпадают волосы и шатаются зубы.

Артем Баталов умер 27 июня 2019 года. Об этом матери сообщил по телефону один из осужденных. По его словам, к Баталову около 40 минут не приходил врач, а когда пришел, у него не оказалось с собой инъекции инсулина. Через 20 минут, когда врач вернулась с инсулином, больной уже впал в кому.

Предварительной причиной смерти был назван инсулинозависимый сахарный диабет. А в документе, подписанном начальником ФКУ ЛИУ-3 подполковником Копейкиным предварительный предсмертный диагноз обозначен как «отек легких? Отек мозга? Гипергликемическая кома».

По факту смерти начальник колонии самостоятельно провел проверку, а 28 июня сообщил о смерти осужденного в следственный комитет (Семеновский межрайонный следственный отдел Следственного управления Следственного комитета РФ по Нижегородской области).

Уголовно-процессуальная проверка по факту смерти Баталова была назначена следствием 12 июля 2019 года.

Через три дня, 15 июля, следователь Ведерникова отказала в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления. Следователь установила, что последний медицинский осмотр Беглов проходил за неделю до смерти перед водворением в штрафной изолятор, жалоб не предъявлял, от медицинского осмотра отказался, было вынесено заключение о возможности его содержания в ШИЗО.

Мать осужденного не была уведомлена о результатах проверки. Кроме этого, 25 июля Главное управление ФСИН по Нижегородской области на ее запрос отказалось предоставить информацию о медицинском обеспечении Баталова и причинах его смерти, сославшись на врачебную тайну. После этого мать Артема 23 августа 2019 года подала сообщение о преступлении в следственный комитет (СК), где указала, что сыну несвоевременно и ненадлежаще оказывали медицинскю помощь, из-за чего он умер, просила найти виновных и привлечь их к уголовной ответственности.

В апреле 2022 года, так и не добившись правды о смерти сына, Нина Баталова обратилась за помощью в Фонд «Общественный вердикт». Юрист Фонда Светлана Тореева изучила материалы дела и подала жалобу в Европейский суд по правам человека.

Естественная смерть или убийство?

Со слов матери и из жалобы самого Артема Баталова известно, что к лету 2019 года он находился «в ШИЗО ПКТ уже два года без выхода». Мы писали о механизме наказания в колониях, который позволяет самого мирного и законопослушного осужденного провести через последовательность все более жестоких дисциплинарных наказаний — вплоть до изменения назначенного судом режима.

Согласно Уголовно-исправительного кодекса (ст. 117 УИК РФ) «налагаемое взыскание должно соответствовать тяжести и характеру нарушения», обычно в штрафной изолятор помещают за злостные нарушения режима, к которым относятся употребление спиртного и наркотиков, мелкое хулиганство, неповиновение, изготовление запрещенных предметов, организация забастовок, мужеложество и некоторые другие действия. Но кроме этого «злостным может быть признано также совершение в течение одного года повторного нарушения, если за каждое из этих нарушений осужденный был подвергнут взысканию в виде водворения в штрафной или дисциплинарный изолятор» (Ст. 116 УИК РФ). Поэтому осужденных, чем-то не угодивших администрации, уличают в каком-то незначительном нарушении, назначают взыскание в виде выговора, а далее за второе и последующие незначительные нарушения дают уже ШИЗО якобы из-за неэффективности в случае этого осужденного выговора как санкции. Цепочка взысканий позволяет признать его уже злостным нарушителем порядка, перевести на более жесткий режим («строгие условия содержания»), назначать содержание в «помещении камерного типа» (ПКТ)

В доступных нам материалах нет сведений о характере проступков Баталова, повлекших все наказания в виде ШИЗО-ПКТ, только фраза о «нарушениях режима содержания». Во всяком случае, администрация не указала на совершение им злостных нарушений.

В подобных преследованиях часто проглядывается мотив действий администрации, не обязательно политический. Это может быть, например, жалобы заключенного. Может быть, это как раз тот случай: «Мне известно, что мой сын писал жалобы на его содержание в ФКУ ЛИУ №3 в различные инстанции», — сообщала мать Артема. Сам Баталов пишет в жалобе о несправедливости наказаний: «Личная неприязнь у Павлова С.М. По его указаниям мне вроде бы законные нарушения придумывают и продляют ПКТ ШИЗО».

Мы пытаемся найти мотив в действиях администрации, потому что то, что сделали с Баталовым, не могло быть случайностью.

«Гипогликемия – это нездоровое состояние организма, при котором уровень глюкозы в крови опускается ниже отметки 3,3 ммоль/л., <…> в тяжелых случаях без своевременного лечения может привести к органическому поражению мозга и даже развитию комы», — пишут в медицинских справочниках, например, здесь. Среди причин развития гипогликемии первыми называют недостаточный прием углеводов и пропуск приема пищи.

Представители ФСИН в письме матери Баталова сообщали: «Баталов Артем Александрович 20.12.2017 был водворен в ПКТ ЛИУ-3 ГУФСИН России по Нижегородской области сроком на 6 месяцев. За время отбывания наказания в ПКТ учреждения Баталов А.А. допускал нарушения режима содержания, за что водворялся в штрафной изолятор 28 раз». Еще раз: за полтора года Баталова 28 раз переводили из одного камерного режима в другой камерный режим. В ПКТ можно покупать дополнительное питание, но ШИЗО — нельзя, этим, по всей видимости, и было обеспечено развитие гипогликемии.

В «Выписке из медицинской документации» колонии указано, что «…У Баталова А.А. отмечались гипогликемические состояния 09.02.2019, 01.03.2019, 23.04.2019, 27.04.2019, 28.04.2019». иными словами, состояние Баталова, близкое к критическому, врачам колонии было известно.

А вот копии страниц медицинской карты:

«28.04.19. Вызов в ШИЗО в 11:30. … Жалобы на слабость, «трясет», головная боль, сухость во рту, гипогликемия».

«01.03.2018 20:10 Вызов в ШИЗО к ос. Баталову А.А. 1990 г. …Сознание мутное, привели под руки, речь невнятная. Походка шаткая, тремор конечностей, от головы до ног капает холодный, липкий пот, зрачки сужены на свет не реагируют.

Диагноз: гипогликемичская кома. Была сделана инъекция инсулина. Рекомендации: соблюдение режима приема пищи, инъекции инсулина. Дан постельный режим на 02.03.2018».

И так пять раз только за весну 2019 года, в шестой раз Баталов впал в кому и умер.

Именно об этом он предупреждал в своей жалобе «на неправомерность действий и мед. нарушений, допущенных начальником ТБ ФКУ ЛИУ №3 Паршиной Маргаритой Михайловной путем злоупотребления до летального исхода в совокупности с администрацией ФКУ ЛИУ №3. … Намеренно, умышленно врачи с администрацией вредят моему состоянию здоровья, умертвляют!».

«Сахарный диабет инсулинозависимый ухудшается, осложнения на глаза, на ноги, приезжала врачебная комиссия с ИК-5, любая царапина начинает гнить, не заживать от нехватки воздуха, витаминов, движения, питания. Кормить не кормят, положенную пайку не дают: масло, молоко, творог, мясо нет этого ничего. Не дают кипяток заварить вермишель б/п, из-за этого у меня часто бывает предкомное состояние с пониженным сахаром. Врачи говорят мы тебя не спасем от пониженного сахара из комы, мы не при чем решай с администрацией», — писал Баталов в жалобе.

Это его заявление абсолютно согласуется с медицинскими документами: «В связи с несоблюдением режима питания у Баталова А.А. отмечались гипогликемические состояния. …Проводились беседы о необходимости соблюдения режима питания.»

В цитировавшемся выше письме матери Баталова фсиновцы сами же отметили, что «в соответсвии с ч.1 ст. 118 УИК РФ осужденным к лишению свободы водворенным в штрафной изолятор запрещаются свидания, телефонные разговоры, приобретение продуктов питания, получение посылок, передач и бандеролей.»

Принимая во внимание, что Баталов сидел не в обычной колонии, а в «Лечебно-исправительном учреждении» (ЛИУ), невозможно поверить, что сотрудники «не ведали, что творили», когда лишали больного диабетом, инвалида II группы, в прямом смысле жизненно необходимого ему питания.

Тюремная медицина: недоотделились

Итак, Баталов, как сказано в жалобе в ЕСПЧ, «шесть раз терял сознание и был в предкомовом состоянии». Каждый раз врачи ЛИУ выводили его из этого состояния, убеждали в необходимости регулярного питания в ШИЗО, советовали «решить с администрацией». И эти же врачи каждый раз подписывали необходимое по закону заключение о возможности его содержания в ШИЗО.

Последнее такое заключение было подписано 21 июня 2019 года доктором Е.В. Зверевым.

Напрашивается вывод, что у администрации были средство, мотив и возможность для совершения преступления, а врачи — добровольно или вынужденно — администрации содействовали.

Здесь нужно сказать несколько слов о положении тюремной медицины в системе ФСИН.

С советского времени медицинская часть колонии или СИЗО функционировала как ее структурное подразделение, медицинский персонал подчинялся начальнику учреждения. С 2014 года медчасти переподчинили региональным управлениям ФСИН, что стало шагом в сторону независимости медицины в тюрьме. Медслужба стала более самостоятельной, но осталась внутри тюремного ведомства, так что реформа не повысила качество медпомощи и не сделало ее более доступной для осужденных, проблема независимости тюремных врачей так и не была решена в полной мере.

Врачи продолжают быть тюремными медиками, они встроены в самостоятельную вертикаль медицинской службы внутри ФСИН, хотя и не связаны отношениями субординации с начальством конкретной колонии или СИЗО.

В августе 2019 года представители ФСИН заявили, что обсуждается возможность передачи тюремной медицины в ведение Минздрава. Это стало бы настоящим прорывом: вместо подчиненного статуса медчасти могли бы стать, наоборот, своеобразным независимым контролером в тюрьме.

С тех пор заявлений по этой теме не было.

Чехарда отказов и отмен как метод имитации расследования

Начальник колонии (ФКУ ЛИУ-3) подполковник внутренней службы А.В.Копейкин провел внутреннюю проверку и 28 июня 2019 года подписал и направил в Следственный комитет «Постановление о передаче сообщения о преступлении по подследственности». В документе указывался предварительный предсмертный диагноз: «Отек легких? Отек мозга? Гипергликемическая кома», а также перечислялись заболевания Баталова: сахарный диабет 1 типа, туберкулез легких и гепатит С. «Таким образом имеются сведения о наличии признаков преступления, предусмотренные статьями 105, 111 ч.4, 124 ч.2 УК РФ», — говорилось в документе. Содержание этих статей — убийство, причинение тяжкого вреда и неоказание помощи больному с причинением смерти по неосторожности.

Отсюда начинается история волокиты. До СК сообщение о преступлении добралось только через две недели — 12 июля 2019 года. Согласно рапорту старшего следователя А.Д. Ведерниковой, именно эта дата стоит в Книге регистрации сообщений о преступлениях Семеновского межрайонного следственного отдела следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Нижегородской области.

Через три дня, 15 июля 2019 года, следователь Ведерникова подписала Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. В постановлении упоминается один рапорт (младшего инспектора о вызове фельдшера для Баталова в ШИЗО) и одно объяснение (о переводе Баталова из ШИЗО в стационар ночью 27 июня и о его смерти в 5 утра). В рапорте также говорится, что у погибшего был сахарный диабет, который и является предварительной причиной смерти. Из этих скудных сведений следователь делает неожиданный вывод: «Таким образом, в ходе проверки данных, указывающих на совершение в отношении Баталова А.А. преступления, предусмотренного ч.1 ст. 105, ч.4 ст. 111, УК РФ не установлено, в связи с чем отсутствуют основания для возбуждения уголовного дела».

Никаких других действий в рамках проверки, кроме сбора четырех бумаг, в постановлении не усматривается. Кроме этого, следователю каким-то образом удалось потерять одну из трех статей из сообщения о преступлении начальника колонии, а именно — ст. 124 УК (неоказание помощи больному).

Мать Баталова ничего этого не знала, поскольку ей не сообщили ни о проверке, ни о ее результатах. Она запросила у ФСИН медицинские документы сына, но получила отказ: 25 июля начальник ГУФСИН России по Нижегородской области Н.В.Теущаков сообщил Баталовой, что «передача сведений, состовляющих врачебную тайну, допускается только с письменного согласия гражданина или его законного представителя», и что «надлежащим образом оформленное письменное согласие Баталова А.А. на передачу заявителю сведений, составляющих врачебную тайну, к поступившему не приложено».

«Для сведения сообщаю, что в настоящее время по факту смерти Баталова А.А. проводится служебная проверка», — добавил начальник ГУФСИН, хотя к этому времени уже десять дней как СК отказал в возбуждении уголовного дела, а ГУФСИН, как позже выяснится, вообще никакой проверки не проводил.

Не дождавшись никаких результатов проверки, 6 сентября Нина Баталова написала заявление о преступлении на имя руководителя Следственного управления Следственного комитета РФ по Нижегородской области половника юстиции А.П. Виноградова, в котором говорится: «Считаю, что мой сын умер вследствие ненадлежащим образом и несвоевременно оказанной медицинской помощи, что в действиях врачей и руководства ФКУ ЛИУ-3 ГУФСИН России по Нижегородской области могут усматриваться признаки преступления, предусмотренные ст.ст. 109, 124, 125, 29 УК РФ. Прошу вас провести проверку и возбудить уголовное дело по факту смерти моего сына».

Выждав почти месяц, 30 сентября заместитель руководителя Семеновского следственного отдела СК капитан юстиции И.С. Чернышов подписывает Постановление об отмене постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и о возвращении материала для дополнительной проверки. «Данное постановление было вынесено преждевременно и подлежит отмене, а материал необходимо возвратить на дополнительную проверку», — указывает начальник следователя Ведерниковой. И предписывает ей же в ходе дополнительной проверки среди прочего «провести комплексную медицинскую экспертизу о наличии в действиях должностных лиц дефектов». Остается неясным, почему сама Ведерникова не догададалась провести медицинскую экспертизу, тем более, что на стадии проверки действующий УПК позволяет следователю назначать экспертизы, и почему ее начальство заметило это только после жалобы матери, а не в рамках своего процессуального контроля. О надзоре со стороны прокуратуры, которая должна утверждать постановления об отказе в уголовном деле или о возбуждении дела, — ничего неизвестно.

Следователь Ведерникова не торопится выполнять указания начальства. Через два месяца, 4 декабря, она направляет запрос во ФСИН. Там тоже не торопятся, и отвечает почти через месяц, 31 декабря: «сообщаем, что медицинская документация была направлена в ваш адрес… Что касается материалов служебной проверки по факту смерти Баталова А.А., … такая проверка не проводилась».

Еще через полмесяца, по окончании новогодних праздников, Ведерникова подписывает «Постановление о назначении комплексной судебно-медицинской экспертизы», в которой предлагается поставить перед экспертами вопросы, среди которых: причины смерти Баталова, проведенные медицинские мероприятия, правильность диагностирования и лечения, наличие ошибок в оказании медицинской помощи, соответствие стандартам и нормативам оказания медицинской помощи в сфере здравоохранения. Последний вопрос был: «Повлекли ли действия (бездействия) сотрудников ФКУ ЛИУ-3 … к ухудшению состояния здоровья Баталова? Состоят ли его действия (бездействия) в причинной связи с наступлением смерти Баталова А.А.?»

Своим постановлением 13 января Ведерникова назначила судебно-медицинскую экспертизу, а через 5 дней, 18 января 2020 года, неожиданно подписала «Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела» (второе). С теми же доводами, что и в первом отказе. И не дождавшись результатов экспертизы.

А еще через две недели, 31 января, этот второй отказ тоже был отменен, то есть было подписано второе «Постановление об отмене постановления об отказе в возбуждении уголовного дела», в котором тот же капитан юстиции Чернышов повторил свое первое постановление об отмене отказа, но почему-то поручил новую проверку все тому же следователю Ведерниковой.

Этот пинг-понг продолжился, и 1 апреля Ведерникова снова постановила отказать в возбуждении уголовного дела (третий отказ).

Между тем параллельно развивалась история с судмедэкспертизой. Бюро судмедэекспертизы 3 апреля напоминило следователю Варениковой, что еще 23 января (и 28 февраля повторно) просило ее назначить экспертом врача-терапевта. Поскольку ответ на эти два ходатайства не поступил, Бюро возвратило «всю документацию на Баталова А.А. без исполнения».

Адвокат 28 октября 2020 года направил жалобу в Семеновский районный суд Нижегородской области, где просил признать постановление от 1 апреля об отказе в возбуждении уголовного дела незаконным и обязать следствие устранить нарушения. Адвокат указал, в частности, на неполноту и необъективность проведенной проверки: не были проведены необходимые следственные действия, утрачены важные доказательства.

Суд состоялся 20 ноября. Но в ходе заседания выяснилось, что отказное постановление следователя было отменено 16 октября, то есть через пару недель после подачи жалобы в суд. И этот прием следствия (отменять постановление об отказе, чтобы нивелировать жалобу) снова, уже в третий раз, сработал: суд прекратил производство по жалобе, согласившись с прокурором, что «предмет судебно-контрольной проверки к моменту судебного заседания исчерпан». Отметим, что теперь, после постановления Пленума Верховного суда (Постановление №22 от 28 июня 2022 г. «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке статьи 125 УПК РФ»), такие приемы работать не должны – суды обязаны будут рассмотреть жалобу на бездействие следствия даже если следователь заблаговременно перед судом отменит свое же постановление.

Прошел еще один год.

Так как Нину Баталову, как и раньше, не уведомили о  результатах проверки (уже четвертой), в августе 2021 года ее адвокат снова обратился в Семеновский районный суд с просьбой признать незаконным бездействие следствия.

Рассмотрев жалобу, 13 сентября 2021 года суд отказал в ее удовлетворении по тем же основаниям, что и год назад. Из постановления суда стало известно, что следователь Ведерникова в общей сложности шесть раз отказывала в возбуждении уголовного дела по факту смерти Баталова. И шесть раз эти отказы отменялись вышестоящим следственным органом с назначением дополнительной проверки. В этот раз произошло то же самое: 1 сентября, узнав о новой жалобе, следствие отправило дело на дополнительную проверку, а суд получил повод заявить, что предмет обжалования отсутствует: «Доводы заявителя, изложенные в жалобе о допущенной следственным органом волоките при проведении проверки … по факту смерти осужденного Баталова А.А., следует признать необоснованными, поскольку они не соответствуют представленному материалу. Проверка по факту причинения смерти Баталову А.А. продолжается, в данный момент проводится судебно-медицинская экспертиза. … Производство судебно-медицинской экспертизы было осложнено эпидемиологической обстановкой. … При таких обстоятельствах суд не соглашается с доводами заявителя о том, что должностные лица бездействовали и уклонялись от проведения проверки».

Суд не смутило, что его предыдущее решение привело к продолжению волокиты, что последовательные отказы в возбуждении уголовного дела и их отмены после жалоб как раз и позволяют следствию на заниматься делом уже больше двух лет, что проверка в очередной раз поручена тому самому следователю, который ее саботирует.

Баталова жаловалась также на то, что ее не уведомляли о результатах проверки, однако суд решил, что процессуальные решения направлялись заявительнице, поверив представителям СК, которые в доказательство предъявили суду свой реестр почтовых отправлений (а не почтовые квитанции, которые были бы бесспорными подтверждающими документами). Суд пришел к выводу, что права заявительницы нарушены не были. Суд отметил, что непосредственно во время судебного заседания адвокату заявительницы были вручены копии постановлений об отказах и об отмене отказов за 2019 и 2020 годы — что можно расценить только как изощренное издевательство.

Адвокат Нины Баталовой подал апелляцию, но Нижегородский областной суд 6 декабря 2021 года огласился с доводами Семеновского районного суда и отказал адвокату в удовлетворении жалобы.

Исчерпав все возможности защиты своих прав, Нина Баталова подала жалобу в Европейский суд по правам человека, в котором она жалуется на нарушение права на жизнь, отсутствие эффективного расследования по факту смерти Артема Баталова и пытки в колонии (каковыми она считает условия содержания в колонии ее больного сына).

Если постановление суда будет в пользу Баталовой, оно, возможно, даже будет когда-то исполнено. Другое дело, что после выхода России из юрисдикции ЕСПЧ его постановления перестали носить сдерживающий характер как для конкретных нарушителей прав человека, так и для государственных органов.

Выводы

Дело Артема Баталова и история расследования показывает, как с помощью квазиправовых приемов следствие может бесконечно затягивать расследование преступления, особенно когда судебный контроль ненадлежащий. В частности, суд не увидел волокиты в том, что следствие не проделало своевременно необходимых действий, не опросило видетелей, не запросило видеозаписи, что важные доказательства из-за этого могли быть безвозвратно утеряны, что судебно-медицинская экспертиза за два года так и не была проведена, что проверку шесть раз подряд поручали одному и тому же следователю, который ее саботирует, что не предоставлены бесспорные доказательства уведомления заявителя и т.д.

Отдельно необходимо сказать о врачах. В 2014 году было введено требование, чтобы каждого заключенного, которого наказывают водворением в ШИЗО, осматривал врач. После осмотра выносится заключение — может ли заключенный содержаться в ШИЗО. Но этот осмотр не является частью процедуры назначения наказания. Иными словами, если заключенный наказан, но его состояние здоровья не позволяет ему находиться в ШИЗО, то само наказание не отменятся, а откладывается его исполнение. Возникает вопрос — врачи не обнаружили каких-либо ограничений по здоровью? Или же не знают о режиме питания в ШИЗО? Или же не понимают, что медицинский запрет на исполнение наказания не означает его отмены, и не умеют настаивать на его переносе? Бесхребетность врачей, которые в своих же документах подчеркивают важность систематического лечения, правильного питания, то есть понимают все риски, указывает на то, что фактически медицинская служба несамостоятельна настолько, что неспособна профессионально исполнять свои обязанности.

«Для успешного функционирования УИС необходимо установление рационального соотношения усилий государства, исполнительной власти сверху донизу, правовых региональных органов и общества со всеми его институтами».

«Если в 1996 году потребность уголовно-исполнительной системы в финансах была удовлетворена на 66 процентов, то в 1997 году только на 34 процента. За одиннадцать месяцев 1998 года фактическое финансирование из федерального бюджета составило 38 процентов от минимальных потребностей системы. Более того, в июле – октябре 1998 года полностью прекратилось выделение бюджетных ассигнований на содержание заключенных под стражу и осужденных, что не позволило своевременно закупить продовольствие и топливо на осенне-зимний период 1998/99 года.

[…]

Фактически проваленной оказалась федеральная целевая программа “Строительство и реконструкция следственных изоляторов и тюрем Министерства внутренних дел Российской Федерации, а также строительство жилья для персонала указанных учреждений (на период до 2000 года)”, утвержденная постановлением Правительства Российской Федерации от 3 ноября 1994 года № 1231. Объем бюджетных ассигнований, выделяемых на ее реализацию, за последние три года уменьшился в 7 раз и составляет менее 3 процентов от предусмотренного. В результате следственные изоляторы переполнены почти в 1,5 раза от установленного лимита, около 100 тысяч подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений не имеют спальных мест». (Из постановления Совета Федерации «О положении в уголовно-исполнительной системе Министерства юстиции Российской Федерации» от 24 декабря 1998 года № 567-СФ)

Историческая справка: впервые в истории уголовно-исполнительной системы учреждения, исполняющие уголовные наказания, не связанные с лишением свободы, были созданы при губернских и областных отделах юстиции как Бюро принудительных работ в 1919 году (Циркуляр Народного комиссариата юстиции РСФСР от 7 мая 1919 г. № 38

Средняя персональная площадь, предоставляемая подследственным, в 12 из 77 регионах (Ростовская, Иркутская, Новосибирская, Курганская, Свердловская, Тверская, Хабаровская, Санкт-Петербургская и Московская области, Республики Татарстан и Кабардино-Балкария, Москва), где находились 51 СИЗО, 3,1 — 3,5 кв.м. Норма переполненности (вместимость помещений при их проектировании) составляла до 30 %.

Средняя персональная площадь в 7 регионах (Саратовская, Калининградская, Калужская, Ярославская и Нижегородская области, Республики Чувашия и Тыва), где находились 11 СИЗО, 2,6 — 3 кв.м. Норма переполненности до 50% .

Средняя персональная площадь в 2 регионах (Владимирская и Читинская области), где находились 3 СИЗО, менее 2,5 кв.м. Норма переполненности более 50%.

Следует отметить, что в ст.1 Наставления по оборудованию инженерно-техническими средствами охраны и надзора объектов УИС, утвержденного Приказом № 279, оборудование объектов УИС должно соответствовать не только российскому законодательству, но и Европейским пенитенциарным правилам, и стандартам Европейского комитета по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания.

Проблемы, обозначенные Президиумом Верховного Суда РФ в постановлении «О результатах рассмотрения судебной практики в отношении содержания под стражей»:

– чрезвычайно формальный подход судов к постановлениям о задержании;
– задержание лиц, привлекаемых к уголовной ответственности за правонарушения небольшой и средней степени тяжести;
– непринятие судами во внимание личных обстоятельств ответчика;
– неспособность кассационного суда и надзорной инстанции в полной мере рассмотреть доводы подсудимых, приведенные в их заявлениях об освобождении.

Верховный суд в Постановлении от 29 октября 2009 г. также напоминает, что заключение под стражу должно быть крайней мерой, и дает инструкции по применению альтернативных мер пресечения. 

— заключение под стражу может быть назначено только в том случае, когда не могут быть применены другие меры пресечения;

— при рассмотрении оснований для содержания под стражей, указанных в УПК, судьи должны удостовериться, что эти основания реальные и обоснованные, что подтверждается правдивой информацией; судьи должны также должным образом учитывать личные обстоятельства обвиняемых;

— отсутствие формальной регистрации ответчика на территории России не может быть безосновательно расценено как отсутствие постоянного места жительства;

— положения УПК, устанавливающие максимальные сроки содержания под стражей в ожидании расследования и судебного разбирательства, должны соблюдаться; во всех решениях судов, касающихся продления содержания под стражей, должен четко указываться период, на который продлевается содержание под стражей, и дата окончания действия постановления о содержании под стражей.

Концепция при этом в значительной степени не имеет «концептуального» характера, а является совокупностью хоть и важных, но частных «улучшений», в преобладающей их части инициированных самим ведомством.

 «2,5 года проведения реформы Уголовно – исполнительной системы России свидетельствуют о том, что основные цели, которые общество ожидало от данной реформы, так и не были достигнуты».

(Доклад Постоянной комиссии по содействию ОНК и реформе пенитенциарной системы Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека «О ходе реформы Уголовно – исполнительной системы России и необходимости внесения изменений в концепцию реформы, создания институтов пробации и ресоциализации»,
г. Москва 05 апреля 2013 г.)

Так за 2011 год в соответствии с системой «социальных лифтов» улучшены условия 2146 осужденным. Из них условно-досрочное освобождение получили более 1009, в колонию-поселение переведено 114, из обычных в облегченные условия отбывания наказания переведено 924 человека. «Социальные лифты» работают не только вверх по социальной лестнице, но и вниз. Соответственно ухудшены условия 253 осужденным.

Ссылка

Ст. 53.1 УК РФ об обязательном привлечении осужденного к труду в местах, определяемых органами уголовно-исполнительной системы, с содержанием его под надзором в специальном учреждении, но без изоляции от общества – в исправительном центре. Принудительные работы могут быть назначены сроком от 6 месяцев до 5 лет, за преступления небольшой и средней тяжести, а также за совершение тяжкого преступления впервые.

Применительно к данному делу, в частности, Суд постановил: в течение шести месяцев после вступления постановления в силу российские власти должны совместно с Комитетом Министров разработать обязательный к исполнению временной график введения в действие эффективных средств правовой защиты, которые способны обеспечить предотвращение нарушений и выплату компенсации заключенным, которые обратились с жалобой на бесчеловечные условия содержания в Суд.

Заявлено, что Программа будет носить «ярко выраженный социальный характер» и позволит привести СИЗО и исправительные, лечебные исправительные и лечебно-профилактические учреждения в соответствие с законодательством РФ и «продолжить внедрение международных стандартов, а также реализацию ряда положений международных договоров, соглашений и конвенций, касающихся обеспечения прав, свобод и законных интересов подозреваемых, обвиняемых и осужденных».

Под действие закона попали 99 тысяч 400 человек. Из мест лишения свободы были освобождены 9 тысяч 616 осужденных. В том числе из воспитательных колоний – 90 человек, колоний-поселений – 1705 человек, исправительных колоний общего режима – 7821 человек. Еще 73 тысячам 593 заключенным срок наказания был снижен. (Ссылка)