Продолжаются заседания по делу двух бывших фсиновцев из ИК-8 — Сардора Зиябова и Дмитрия Никитенко. Первое заседание состоялось 16 января. А 18 февраля в Заволжском суде, как и 27 января, допрашивают свидетелей обвинения по эпизоду избиения заключенных в коридоре штрафного изолятора ИК-1.

Свидетели по делу — сотрудники ИК-8 и ИК-1: оперуполномоченный оперативного отдела ИК-8 Евгений Ловыгин, бывший сотрудник ИК-1, обвиняемый по делу об избиении этапа и уже осужденный на 4 года условно Владислав Писаревский, фигурант основного «Ярославского дела» бывший старший оперуполномоченный оперативного отдела ИК-1 Сипан Мамоян  и другие.

 Допросы запоминаются любопытной терминологией, которую используют свидетели для обозначения видов насилия, а также расхождениями в показаниях, полученных на следствии и на текущем допросе. На видео, показанном еще раз в ходе судебного заседания, свидетели узнают подсудимых, но почему-то уже не видят избиений, о которых говорили на допросе у следователя. 

Свидетели видят не избиения, а имитацию ударов, замахи ногой и сопровождение рукой. Простыни во время обыска, оказалось, нужны, чтобы убрать мусор, помыть полы, собрать изъятое и постричь осужденных. Вариант «завязать на простыне узел и избить» не озвучивается. Говоря об обыске, свидетели используют тюремный сленг («прошманали»), а также рассказывают причем же тут «суслики»: оказывается, так сотрудники колонии называют осужденных, находящихся на строгих условиях (СУС). 

«Сопровождение рукой»

Первым суд слушает Евгения Ловыгина. Свидетель подтверждает свои показания в предыдущем допросе лишь в части опознания, но не в части ударов, которые Зиябов и Никитенко наносили заключенным. Ловыгин заявляет, что протокол допроса переписывался несколько раз, но он не оставил замечаний к протоколу, хотя и был с ним не согласен, потому что, по его словам, «дурак был». 

На допросе оперативник рассказывает, что узнал об избиении заключенных из СМИ. Ловыгин услышал, как другие сотрудники колонии обсуждают видео, опубликованное на сайте «Новой газеты», и когда закончилась смена, посмотрел его. 

Во время просмотра этой видеозаписи в суде оперативник узнает людей, «похожих на наших сотрудников Зиябова и Никитенко» и опознает место, как «похожее на помещение в ИК-1», но нарушений и избиений в происходящем не видит. По версии Ловыгина, когда осужденные бежали по коридору, тюремщики просто стояли. Вместо ударов, нанесенных Зиябовым и Никитенко, свидетель видит лишь «имитацию ударов», «замахи» и «сопровождение рукой», а также предполагает, что сотрудников с редким именем Сардор в колонии может быть несколько. 

На вопросы прокурора о том, зачем заключенных заставляли бежать по коридору, Ловыгин выдает неожиданные версии, вроде: «чтобы не выводить колонию из режима» и «чтобы питание было вовремя», и вообще, по его словам, никто не заставлял их бежать, просто «колония сказала бегом, значит, бегом».

Свидетель на допросе заявляет, что если заключенный споткнулся — это может расцениваться как угроза жизни для сотрудника колонии, а потому становится основанием для применения физической силы. Более того, со слов Ловыгина, по окончании обысковых мероприятий у всех заключенных есть возможность пройти медосмотр и зафиксировать травмы, если такие есть. 

Несмотря на совершенно невинное, по мнению свидетеля, поведение фсиновцев, он признается, что, хотя это и запрещено регламентом, сотрудники колонии иногда сами выключают видеорегистраторы, поскольку боятся мести, а во время обысков часто надевают для собственной безопасности маски. 

«Зиябов пользовался уважением у коллег, с ним не страшно зайти в отряд к заключённым» 

Свидетель Владислав Писаревский тоже не видит насилия в действиях Никитенко и Зиябова — зато видит «момент сопровождения осужденных рукой» и «момент похожий на удар и замах ногой». Кстати, фраза «Суслики бегут!», которая стала своеобразным заголовком к этому эпизоду «Ярдела», принадлежит именно Писаревскому, и именно он посоветовал Зиябову быть с заключенными построже, поскольку заключенные — «злостные нарушители и могут игнорировать законные требования администрации». 

«В одном городе живём»

Писаревский, как и Ловыгин, сообщает, что фсиновцы опасаются мести со стороны заключенных, хотя доступа к записям с видеорегистратора у последних быть не должно. По убеждению Писаревского, за пассивное неповиновение к заключенным может быть применена сила, а для безопасности сотрудников колонии камеры, по его мнению, должны быть отключены всегда.

Часть сведений, данных на допросе во время следствия, Писаревский не подтверждает. Тогда он узнал на видео и Зиябова, и Никитенко, а также видел удары, которые тюремщики наносили заключенным, однако на допросе в суде 18 февраля он заявляет, что следователь допрашивал его 4 часа и в итоге записал в протоколе показания «как ему удобно». Писаревский рассказывает, что тогда во время допроса он очень устал, протокол прочитал быстро и вообще растерялся.

«Это у компьютера пассивное неповиновение»

Сам допрос сотрудника колонии Алексея Парамонова получается коротким. Долго не могут воспроизвести видеозапись избиения — не включается компьютер. В зале суда пытаются шутить: «Компьютер не может работать в таком режиме, как мы работаем. Это у него пассивное неповиновение». 

Парамонов, как и предыдущие свидетели, признается, что сотрудники часто просят отключать видеорегистраторы в целях собственной безопасности. По его словам, после возбуждения уголовного дела в колонии «стало хуже, осуждённые почувствовали волю, конфликты, теперь регистратор только включенным надо держать». 

Свидетель признается сначала, что в тот день было три случая применения сотрудниками силы, но потом заявляет, что на видео не видит ударов: «Может замахи. Похоже, что это злостные нарушители». В его показаниях на суде и во время следствия также обнаруживаются нестыковки. Парамонов жалуется, что в день допроса у следователя он устал после суток дежурства, а еще ему было жарко, поэтому он просто подписал протокол и ушел.

«Маски носят по соображениям собственной безопасности»

Допрос Сипана Мамояна мало отличается от предыдущих. Мамоян не смог толком пояснить, для чего нужно было делать движения ногой. Ударов он также на видео не видит. Как и другие свидетели, Мамоян связывает расхождения своих показаний на суде с показаниями, которые давал на следствии, с тем, что следователь переписывал протокол, а сам Мамоян выступал свидетелем по другим делам, и поэтому мог что-то перепутать. О своих замечаниях к протоколу он не заявил, потому что устал в тот день. 

Допрос свидетеля Кудряшова также почти не отличается от остальных. Кудряшов не находит ничего странного в необходимости «сопровождать рукой» уже бегущих заключенных. По его мнению, это было необходимо, чтобы те «добежали до следующего сотрудника колонии». 

Он заявляет, что физическую силу к заключенному применять можно, когда становится понятно, что «осужденный вышел с намерением применить силу». При этом, как именно распознать такое намерение, свидетель внятно ответить не может.