Ярославскую колонию сильно встряхнуло, в особенности тогда, когда туда лично приехала Уполномоченная по правам человека генерал-майор Т.Москалькова для встречи с заключёнными Макаровым, Вахаповым и Непомнящих. И ещё более тогда, когда шестерых пытчиков из бывших тюремщиков выводили из колонии в наручниках под ликование заключённых. Я думала, этот текст будет о пытках, но на самом деле эта история про достоинство. Достоинство «маленького« человека, который не пожелал терпеть ни сколько боль (боль ему пришлось вынести не поддающуюся разумению), сколько тотальное унижение.

«Распятый зэк»: еще один титул, имя, которым медиа одарили Макарова. Оно прижилось и утвердилось, сделавшись символом беззакония и жестокости. На словосочетание Евгений Макаров люди реагируют смутно. Стоит сказать «распятый зэк», и человек тут же начинает кивать, одновременно хватаясь за голову. Так уж у нас заведено, просто страдать не достаточно, чтобы быть замеченным, нужно быть распятым, если не убитым. Распятое страдание, вывешенное на обозрение толпе. Такова цена. Цена не изменений даже, но хотябы слабой надежды на них. Толпа – мы с вами. Пока в России так.

В одном из материалов о Макарове в лучшем и смелейшем из современных медиа-ресурсов есть такой оборот: «краткое описание пыточных мероприятий». Я перечитала несколько раз прежде, чем поверить глазам. К столь занимательному в последние дни вопросу о языке: мероприятие может быть спортивным или учебным, торжественным или формальным. «Пыточное мероприятие» это какой-то дьявольский каламбур. Канцеляризм, призванный микшировать мерзейшую и подлейшую реальность, стоящую за ним, сделать людей нечувствительными к ней. Такой же как «еврейский вопрос»или «диктатура пролетариата». К сожалению, это работает, работает на всех уровнях, от президента страны, публично обещавшего «мочить в сортире» до уважаемого издания, профессионально работающего с языком, и, наконец, до автора этих строк. Оторвавшись от этой статьи, я между делом обратилась к спорящим детям: «будет уже опускать друг друга…» И поперхнулась. Все три означенных персонажа, включая меня, по-своему боролись со злом (президент с терроризмом, газета с нарушениями закона и жестокостью, я – с детскими ссорами) и одновременно окольно это зло конституировали. Круг замыкается. Задача снова и снова размыкать его. В нашем случае – точно описывая происходящее точными словами.

Еще одно печальное наблюдение: работая над статьей, я заметила, как меняюсь. То, что вначале вызывало темноту в глазах, заставляло не дышать, вызывало слезы бессильной ярости постепенно перешло в бесчувствие. Сначала я смотрела видео пытки без звука, потом вполголоса, т.е. в пол крика, потом усилила звук и «спокойно» досмотрела до конца. Я адаптировалась к реальности, так устроена психологическая защита. Так пенитенциарная система перемалывает не только психопатов и садистов, которые свободно могут применять и развивать в ней свои патологические наклонности, но и обычных людей, по тем или иным причинам пришедших в нее, от просто тюремщиков до женщин и врачей…

Но вернемся к нашей задаче. Максимально точными словами о случившемся.

Макаров отбывал свой срок в ИК-1, отбывал, по словам  матери, Татьяны Макаровой, обычно, без особых эксцессов.

В 2013 году в колонию попадает Руслан Вахапов(громкое ложное дело по «педофильской» статье(развратные действия в отношении несовершеннолетних)). Первоначальный приговор семь лет строгого режима семьянину, отцу двоих сыновей, за то, что неосмотрительно справил малую нужду на обочине, не заметив подглядывающих детей. Вахапова удалось частично отбить, доказать фальсификации и редуцировать приговор до пяти с половиной лет общего режима. Доказанные фальсификации не помешали следователю пойти на повышение, а Руслану в тюрьму. Но по нынешним временам его окончательный срок– большая удача, за которой отчаянные усилия родных, правозащитников и журналистов. В 2014 году в ИК-1 попадает политический — фигурант «Болотного дела» Иван Непомнящих. За несколько лет до истории с Макаровым здесь же был изувечен фсиновцами заключенный Василий Илларионов. Парень лишился селезенки и чудом выжил. Мать случайно обнаружила его в больнице, благодаря знакомой медсестре. Избивали, пытали и калечили в колонии всегда.

Но последовательно и детально сообщали об этом на волю, писали жалобы трое – Вахапов, Немомнящих и «безвестный зэк» – Макаров. За что каждый из них заплатил дорогую цену в свой черед. Они писали, их били, сажали в карцер, морили голодом и холодом, они писали, и так снова и снова… Почему? «Вот это вот воспитание, что нужно требовать то, что тебе положено по закону, наверное было от меня положено», – говорил впоследствии Вахапов. В сущности, выраженное простыми словами старое правозащитное требование, обращенное к властям советским диссидентом Есениным-Вольпиным: «Соблюдайте свою Конституцию!». Так длилось существование «жалобщиков» от ШИЗО до ШИЗО (штрафной изолятор, где холод, сырость, единственное окно заставлено куском жести, где до недавнего времени давали только хлеб и воду, и во время отсидок заключенные теряли по 10-15 кг.). В российской тюрьме это называется «тут вам не санаторий», а в цивилизованных странах «пыточными условиями». Но о пытках речь впереди. Впрочем, чтобы попасть в ШИЗО не нужно ничего специально предпринимать. Достаточно работая на 30-градусной жаре снять куртку – нарушение формы одежды – 15 суток ШИЗО; не заметил, что табличка с ФИО на шконке(кровати) случайно завешена полотенцем – 7 суток ШИЗО. Вы идеально выполняете все правила? – Внезапно нельзя писать письма больше полутора часов в сутки, заваривать чай кипятком, заваривать чай можно только ледяной водой из-под крана. Вы удивлены? Не согласны? Возмущены, может быть? Это неподчинение сотрудникам, вызывающее поведение, нарушение режима. За это полагается наказание.

Так коротала дни ярославская колония №1, пока в 2016 г. не сменился начальник. С февраля 2017 заключенный Евгений Макаров стал регулярно попадать в ШИЗО, где постоянно подвергался избиениям сотрудниками. В ШИЗО Евгений подружился с Русланом Вахаповым, который оказался там между прочего за заступничество за Илларионова, о котором шла речь выше. (Вахаповпользовался в колонии авторитетом, и был выбран зэками делегатом для переговоров с администрацией по «трудным» вопросам.) У Руслана два сына подростка, может поэтому он стал для Жени кем-то вроде наставника. Все это время Женю продолжали бить, в отчаянье он порезал себе шею, чтобы прекратить избиения. Мать узнала и подала жалобу. Реакции не последовало, избиения продолжились.

21 апреля 2017 года в колонии состоялись «учения». Учения – это такая процедура, когда спецназ ФСИН входит на территорию колонии и бессистемно избивает заключенных. Со временем стало известно, что «учения» были организованы одним из замов начальника колонии, надеявшемся его подсидеть. Колония по-своему доходное место, большая кормушка, и подкормиться там желают многие. Сам начальник находился в отпуске, и задумка сметливого зама состояла в том, чтобы спровоцировать бунт и потом эффектно его подавить заранее пригнанным спецназом. Для этого, в частности, заключенных выдергивали из утреннего строя и показательно избивали на глазах у всей колонии. Особые виды были на Руслана Вахапова, пользовавшегося всеобщим уважением. Предполагалось, что после публичного унижения он обратиться к заключенным за помощью, и желанный бунт случится. Но Вахапов просчитал этот сценарий и вытерпел издевательства, молча. Пришлось избивать людей без повода, просто так. Бессистемные избиения заключенных спецназом, кроме общих, предполагают также «индивидуальные воспитательные мероприятия». Чувствую себя сочинителем утопии, но именно так это называется.

Макарова преследовали за принципиальность, за упрямое упорство, когда фсиновцы нарушали закон или правила, даже в мелочах, например, не выдавали кусок мыла, когда обязаны были выдать, Макаров подавал жалобу– его били – мать подавала жалобу, его били снова за то, что мать подала жалобу, и так по кругу без конца. Наконец было решено проучить Макарова «индивидуально». Для этого выбрали саму болевую точку, самое уязвимое место – мать, свиданий с которой его лишали, и о нежной привязанностик которой в колонии было известно. Пока Женя был на прогулке, у него провели обыск, расшвыряли вещи, бросили письмо матери на пол и растоптали. На слова «это же письмо матери, я ее год не видел, как же так можно?» Ему ответили «нам можно все». Что правда. И именно с этой подлой правдой Макаров не готов был мириться. Сорвался, стал браниться, в том числе нецензурно. На это и был расчет. И именно этот «эпизод» (без прелюдии, разумеется) охранники, которым осточертели его жалобы, записали на камеру и показали начальству. Начальству тоже надоели жалобы заключенного Макарова, и оно приказало организовать «индивидуальную воспитательную работу» и заснять ее на видео-регистратор, чтобы потом предъявить «доказательство». Для этого с утра не отпустили вечернюю смену, и когда заступила утренняя, осуществили «план». Коллективная пытка требует участия всех охранников. Их было 18 человек. Отказаться нельзя.  Достоевское «скрепить союз кровью», «Бесы». На Жене разорвали одежду, в трусах втащили в класс «воспитательной работы», приковали к столешнице наручниками и пытали. Пытали долго. Просматривая видео (чудовищная работа), юристынасчитали 865 ударов. Били по пяткам, это особая, непереносимая боль, имитировали «утопление», били током. Ноги стали багрово-черными, некоторые тюремщики пытались уйти, но старший офицер приказал остаться. 

Замаран должен быть каждый, ударить хотя бы раз, но каждый. Круговая порука. После пытки Евгений не мог идти сам, его унесли на носилках.

Бывшие заключенные рассказывают, что раньше в ИК-1 не было изощренных пыток, заключенных просто избивали, как везде. Избивали жестоко, как мы помним, Василий Илларионов лишился селезенки, стал инвалидом, а в Белореченской колонии для малолетних подростка забили насмерть. Это только те немногие громкие случаи, которые стали известны. Сколько анонимных увечий и смертей, мы не знаем, такая статистика нам недоступна. Такие избиения– тоже пытка, это важно понимать, градации тут неуместны. 

После того, как о пытке стало известно, адвоката «Общественного вердикта» Ирину Бирюкову, приехавшую так быстро, как только было возможно, не пускали к Макарову несколько суток. Под разными детсадовскими предлогами. «По состоянию здоровья», потому что «некому сопроводить ее по территории». Попала Ирина к своему подзащитному только с третьей попытки. Пришлось употребить «связи». А именно – звонить, причем дважды, Уполномоченной по правам человека генерал-майору полиции в отставке Т. Москальковой, чье требованиепропустить адвоката к заключенному Макарову был выполнен только со второго раза. 

Беседа проходила не в специальной комнате для встреч с адвокатом, которую по закону нельзя прослушивать, а в комнате для краткосрочных свиданий. В дверях стояли дватюремщика, пытавших Макарова, и вели запись разговора. Тем не менее Евгений рассказал все. Видимо, это та степень отчаяния, когда уже не страшно ничего. Адвокат зафиксировала все раны и увечья. Женя не мог нормально сидеть, пятки гноились, ноги и ягодицы были черно-синего цвета.

А после этому делу еще год не давали хода. Колонию трясли, шли многочисленные проверки и комиссии, а заключенных продолжали бить, замминистра юстиции на весь мир заявлял, что насилие «применяется правомерно», следователь не находил нарушений, и тогда «Общественныйвердикт» опубликовал запись с видео-регистратора в «Новой газете».  За несколько дней видео набрало два миллиона просмотров, скандал такого масштаба игнорировать было уже невозможно. Реакция правоохранительной системы была моментальной. 17 из 18 участников коллективной пытки были отстранены, 8 задержаны. Позже были арестованы 12 сотрудников колонии.

Ирина Бирюкова на следующий же день была вынуждена срочно вылететь за пределы России, так как на телефон и в мессенджер посыпались угрозы. Интересовались, не боится ли Ира возвращаться вечером домой одна, не трудно ли ей в одиночку воспитывать ребенка, рекомендовали подумать о дочери и т.д. В общем-то, ей открыто обещали мстить.

Макарову оставалось на тот момент сидеть три с лишним месяца, до октября. На это время начальство придумало перевести его в ИК-8, в ЕПКТ (единое помещение камерного типа). За нарушения дисциплины, конечно. С одной стороны это был акт мести, условия в ЕПКТ примерно такие же, как в ШИЗО. Ему прямо сказали: «там тебя будут убивать». С другой – это был способ отвлечь внимание СМИ и правоохранителей от «знаменитой» колонии. Обещание сбылось, в колонии №8 Макарова снова избили в подвале мокрыми махровыми полотенцами с узлами на концах (специальный вид пытки, усиливающий боль), пытались опустить головой в унитаз – унижение, приравнивающее человека к «опущенным» (особая внутрилагерная каста неприкасаемых, присваивающая человеку статус раба, и даже хуже раба). Но Евгений сумел разбить себе голову об унитаз и так остановить издевательство. Усилиями «Общественного вердикта» он получил госзащиту и последние 70 дней провел в одиночке, боясь выпасть из поля зрения видеокамер и разговаривая сам с собой.

На этом описательная часть нашего повествования почти заканчивается. Осталось рассказать, что сейчас. Макаров живет в Ярославле под трехлетним административным надзором, который ограничивает его во времени и пространстве. Он не может покидать квартиру с 10 вечера до 6 утра и обязан каждый месяц отмечаться в полиции. Административный надзор запланированная часть мести сотрудников колонии. В Ярославле плохо с работой. Кроме того, что любой осужденный испытывает трудности социализации, а Женя сидел с 17 лет и фактически никогда не имел навыка нормальной взрослой жизни, он сталкивается с тем, что бывших заключенных очень неохотно берут на работу, фактически не берут, а Евгению отказывают еще и потому, что он слишком «известен» в Ярославле, и ни одна даже самая захудалая шарашка не хочет ничем рисковать и вообще «не хочет проблем».

De jure у Евгения есть госзащита, но она так неэффективна и так неудобно устроена, что de facto он от нее отказался. Примерно в такой же ситуации находится и его адвокат Ирина Бирюкова, госзащита ей была предоставлена только на словах, а на деле адвокат вынуждена была обратиться к частным охранникам. Есть и хорошее: в исправительной колонии №1 г. Ярославля меньше бьют, а на оплеухи и пинки заключенным и в голову не приходит жаловаться, это, говорят, «нормально, что ж тут такого».

Пытки в России запрещены по Конституции, в Законе о полиции, в Уголовном кодексе, в Законе о федеральной службе исполнения наказаний (ФСИН). Пытки в России практикуются повсеместно и регулярно во всех закрытых системах ФСИН и МВД. По мнению адвоката Ирины Бирюковой, систему необходимо не просто менять, а обнулять полностью. Даже если в нее приходят люди с изначально здоровой психикой и этически здоровымипринципами, доля их в системе невелика, впоследствии они или уходят насовсем, или принимают бесчеловечные правила игры. Другая серьезная часть проблемы – «нехватка кадров» и страх. Система зиждется на страхе, причем всеобщем, по обе стороны баррикад. Относительно небольшая группа мужчин вынуждена удерживать в повиновении другую, куда более многочисленную группу мужчин, большинство из которых отнюдь не белые и пушистые. Первым элементарно страшно, они запугивают из страха. Отсюда избиения, превышения полномочий и пытки. Вообще во всех закрытых системах, в армии, ПНИ, психиатрических лечебницах пытки и жестокое обращение возникают и распространяются. Когда, например, человека оставляют без должного ухода и помощи или держат в неприемлемых условия содержания. Признаем, карцер и ШИЗО — это пытка.

Мы живем свою обычную маленькую жизнь, женимся, воспитываем детей, ходим на работу, стареем и умираем, а пространство нашего обитания наполнено черными дырами, каждая из которых маленький локальный ад. Мы их не видим или предпочитаем не видеть в надежде, что «со мной-то уж точно ничего такого не случится». Как не знал или выбирал не знать немецкий народ о том, что происходило в концлагерях. Как не верили даже после войны рассказам узников концлагерей европейцы и американцы. Но периодически дыры засасывают кого-то другого, законопослушного и ни в чем неповинного. Периодически дыры эти выплескиваются наружу, и тогда мы созерцаем как полицейские и росгвардия из чисто садистского удовольствия ломают беззащитным людям руки и ноги, бьют женщин в живот, таскают по асфальту за волосы, заламывают, намеренно причиняя боль, руки подросткам. И чем более мы слепы и глухи к этим маленьким, «переферийным адкам» тем вероятнее ад однажды окончательно выплеснется на наши улицы и затопит их и нас вместе с ними. Система уже давно недвусмысленно дает понять «нам можно все». Это закон расширения огня, пожар распространяется на весь лес, он не будет гореть в тюрьмах как в печке за заслонкой. Если мы не будем прочищать и чинить печи, пламя выплеснется нам в лицо. Уже выплескивается.