#классвоспитательнойработы. Прения. Адвокат Ирина Бирюкова

Прения. Адвокат Ирина Бирюкова

Уголовное дело в отношении Игита Михайлова, Дмитрия Николаева, Алексея Андреева, Игоря Богданова, Алексея Бровкина, Сергея Драчева, Андрея Зыбина, Александра Морозова, Дмитрия Соловьева, Руслана Цветкова, Максима Яблокова, Сипана Мамояна, Алексея Микитюка

Выдержки из прений в защиту потерпевшего Евгения Макарова

[Адвокат обращается к суду и участникам процесса]

Все подсудимые являлись, а некоторые и продолжают являться, должностными лицами территориального органа ФСИН России, осуществляющего функции по контролю и надзору в сфере исполнения уголовных наказаний в отношении осужденных. Следовательно, были знакомы со всеми нормативно-правовыми актами, регулирующими их деятельность как сотрудников УИС. Свое знание различных ведомственных актов подсудимые демонстрировали на протяжении всего процесса.

В соответствии со ст. 86 Уголовно-исполнительного кодекса РФ физическая сила применяется к осужденным в строго определенных законом случаях. На основании Закона РФ № 5473-1 от 21.07.1993 «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» сотрудники УИС имеют право применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы, тоже в строго определенных законом случаях. В частности, для задержания осужденных, пресечения преступлений и административных правонарушений, совершаемых осужденными или иными лицами, если ненасильственным способом не обеспечивается выполнение их законных требований.

Полагаю, что рассматриваемое нами преступление не является таким случаем, когда применение физической силы и специальных средств к Макарову и уж тем более организация такого преступления были бы разрешены нормами действующего законодательства. Тем более, как было установлено в ходе судебного разбирательства, что применение физической силы и специальных средств к потерпевшему было не просто одобрено, но и организовано руководством исправительного учреждения в так называемых профилактических целях. В качестве основания для такого применения подсудимые называли то, что потерпевший порядком всем надоел своими жалобами и своим поведением.

Что касается жалоб со стороны Макарова на условия содержания и некоторых сотрудников колонии, то это право гарантировано ему законом. Что касается поведения Макарова — никто и никогда не утверждал, что потерпевший являлся образцовым осужденным. Но как в своих показаниях говорил подсудимый Николаев: если бы сотрудники придерживались рекомендаций штатного психолога, в задачи которого входило общение с осужденным и выработка наиболее подходящего и возможного в условиях отбывания наказания диалога с ним, тогда ничего этого не было бы.

[О позиции подсудимых принять во внимание их переработку и стрессовый характер работы]

Все осужденные разные, со своими психологическими особенностями. Но почему-то, по мнению подсудимых, мы должны принимать во внимание многочисленные переработки и стрессовый характер работы сотрудников УФСИН в качестве смягчающего вину обстоятельства, а сотрудники УФСИН должны относиться ко всем осужденным одинаково, не учитывая их национальные и психологические особенности.

Более того, подсудимые — это не группа подростков, решившая устроить «темную» тому, кто им не нравился. Это сотрудники Федеральной службы исполнения наказаний, которые проходят не только специальную физическую подготовку, но и психологическую, которая позволяет определять, можешь ли ты работать в таких условиях или нет. Удивительно слышать такие аргументы от подсудимых, которые проходили службу в армии, участвовали в боевых действиях и т.д.

[О реализации права осужденного на подачу жалоб и мерах взыскания]

Не могу не согласиться с подсудимыми в той части, когда кто-то из них говорит, что тюрьма – это не курорт. Действительно так. Но реализация права осужденного на подачу различных жалоб и обращений – это его право, установленное законом. А в случае ненадлежащего поведения со стороны осужденного, есть законные способы и методы для привлечения его к дисциплинарной ответственности, что, исходя из имеющихся материалов дела, успешно было использовано администрацией учреждения.

Я тоже довольно часто пишу жалобы, а за время работы с ИК-1 УФСИН России по Ярославской области (с апреля 2017 года) мной было составлено в интересах различных осужденных, наверное, более 100 различных жалоб и обращений, в том числе и в интересах потерпевшего Макарова. Это, собственно говоря, в ходе своего допроса подтвердил подсудимый Николаев, неоднократно рассматривавший мои жалобы и обращения. Я тоже, получается, порядком надоела УФСИН, а мое поведение, предполагаю, по мнению сотрудников УФСИН и части подсудимых, далеко от идеального, мешало им работать. Вероятно, меня тоже надо избивать, поливать водой, резать руки наручниками и тому подобное. Это если следовать логике позиции защиты.

[О предназначении исправительного учреждения]

Исправительное учреждение даже в своем названии содержит в себе определение. Оно должно исправлять, а не карать, не унижать, не избивать и не пытать. И для этого в штате есть психологи, которые работают с осуждёнными и дают рекомендации сотрудникам, как с каким осуждённым работать, чтобы иметь результат. Но сейчас получается так, что рекомендации психолога для сотрудников являлись не больше, чем слова, что и привело, по мнению в том числе и подсудимого Николаева, к таким последствиям.

Практически все подсудимые говорили, что потерпевшего ничем не исправить, что он придерживается криминальной субкультуры, склонен к членовредительству, был замечен за употреблением запрещенных препаратов и алкоголя. У меня напрашивается вопрос: «А что сделало руководство и сотрудники колонии для того, чтобы осужденные исправлялись?» Сотрудники исправительного учреждения не являются службой охраны. В их полномочия входят и воспитание, и исправление осужденного. Но как мы видим из настоящего процесса, представления о методах воспитания и исправления у подсудимых отличается от норм, установленных не только законом, но и простыми человеческими нормами.

[Об отсутствии подтверждений девиантного поведения Макарова в колонии]

Никто из подсудимых, в том числе руководство исправительного учреждения, не ответил на вопрос: «Где и когда конкретно был замечен Макаров за употреблением запрещенных веществ и алкоголя?» Нет ни одного материала, подтверждающего такие утверждения подсудимых. Отказ от прохождения процедуры освидетельствования не является таким подтверждением. Что касается акта членовредительства, в результате которого он был поставлен на учет в 2016 году, так о нем рассказал сам потерпевший Макаров, пояснив, что знал, что его ведут бить. Чтобы предотвратить свое избиение, он повредил себе шею. И в рассматриваемом нами преступлении Макаров в ходе своего допроса сказал, что знал, что его ведут бить. Именно по этой причине он отказывался выходить из камеры, когда с ним разговаривал подсудимый Мамоян и иные сотрудники. И только поверив словам Мамояна, что никто его бить не будет, согласился выйти из камеры.

[О позиции подсудимых, что сговора не было, а действия, якобы, были спонтанными]

Утверждения всех подсудимых о том, что никакого сговора не было, что все получилось спонтанно, что КПП не перекрывали, что руководство не отдавало приказ о применении к потерпевшему физической силы и спецсредств, что не было дано указания о необходимости бить только по пяткам и все фиксировать на видеорегистратор для того, чтобы отчитаться о так называемой проделанной воспитательной работе с Макаровым, не выдерживают никакой критики и подтверждаются наличием целой совокупностью собранных в ходе расследования доказательств.

Я понимаю, что все подсудимые теперь пытаются всю ответственность переложить на допрошенного в ходе судебного заседания Ефремова, заключившего досудебное соглашение, отказываясь от части своих показаний, которые ранее были даны ими о роли руководства колонии в рассматриваемом преступлении, о роли каждого из подсудимых. Это по мнению защиты очень удобная тактика, но показания Ефремова – не единственное доказательство по настоящему делу.

Например, из оглашенных в ходе судебного заседания показаний свидетеля Борбата, который не заключал никакого досудебного соглашения, был допрошен 28 июля 2018 года и являлся помощником ДПНК, следует, что действительно в тот день КПП было перекрыто. И такая практика по перекрытию КПП, вопреки утверждениям подсудимых, имела место в колонии. Приказ о перекрытии КПП отдавало именно руководство колонии, что всегда вызывало недовольство сдавшей дежурную смену сотрудников. И свидетель Борбат в этот день даже немного изменил голос, позвонив по телефону на КПП, и сказав, чтобы отпустили смену. Однако сотрудницы, работавшие на КПП, сказали, что не отпустят никого, пока приказ об этом не отдаст лично Михайлов или Николаев.

Таким образом, версия Михайлова и Николаева в части того, что они не могли давать такие распоряжения, поскольку караульная служба им не подчиняется, и их все равно никто не послушал бы, не является состоятельной.

Версия подсудимых, что ключи от помещения ШИЗО, где содержался Макаров, являются единственными и не передаются никому из сотрудников, кроме сотрудников дежурной смены, также опровергаются показаниями свидетеля Борбата, который пояснил, что ключ от входа в помещение был у каждого сотрудника, и попасть туда не составляло никакого труда. Кроме того, свидетель пояснил, что со слов подсудимого Драчева, у которого с ним лично состоялся диалог, вести запись на видеорегистратор тому приказали.

Из показаний Драчева, данных в ходе предварительного расследования 24 июля 2018 года, следует, что практика применения физической силы к осужденным, злостно нарушающим внутренний распорядок ИУ, являлась обычной. И даже тогда, когда он только шел в класс воспитательной работы, подсудимый Драчев понимал, что в отношении Макарова будет применяться физическая сила, так как ранее неоднократно слышал о проведении таких мероприятий. А подсудимый Яблоков приказал ему снимать все происходящее на регистратор. Из оглашенных в судебном заседании показаний подсудимого Яблокова следует, что именно Михайлов дал указание писать на регистратор применение насилия к Макарову, чтобы отчитаться о таком применении.

Из показаний подсудимого Андреева, допрошенного в ходе расследования уголовного дела 31 июля 2018 года, следует, что из разговора сотрудников, так же, как и он, находившихся у здания ШИЗО, где содержался Макаров, он понял, что кто-то из офицеров ушел к руководству колонии (а именно к подсудимому Михайлову) для получения разрешения на проведение так называемой «воспитательной работы» с Макаровым. Через некоторое время, по словам подсудимого Андреева, вернулся Яблоков и сообщил, что руководство дало такое разрешение, и всем необходимо пройти в класс воспитательной работы. При этом подсудимый Андреев пояснил, вопреки доводам некоторых других подсудимых, что на Макарове не было трусов, что, когда с потерпевшего были сняты штаны и трусы, ему это не понравилось, он даже сказал: «Только в зад ему не втыкайте ничего».

Андреев также подтверждает показания свидетеля Борбата в части того, что от женщин на КПП было дано пояснение, что КПП перекрыто по указанию руководства до особого распоряжения. Кроме того, подсудимый Андреев пояснил, что в классе воспитательной работы находился по указанию руководства, а действиями всех сотрудников руководил Яблоков, а не Ефремов, как нам сейчас это пытается представить сторона защиты. Именно от Яблокова ему поступали команды «держи», и лидером в том момент был именно Яблоков.

Мной приведена только маленькая часть доказательств, подтверждающих то обстоятельство, что команду о применении физической силы к потерпевшему Макарову отдавало именно руководство, что КПП действительно было перекрыто, что руководил действиями в классе воспитательной работы Яблоков, что была команда вести видеозапись применения силы для того, чтобы отчитаться о проделанной «воспитательной работе».

[О желании скрыть преступление]

Система ФСИН является самой закрытой системой в России. Ничего в таких учреждениях не происходит и не может происходить без ведома руководства. Все знали, чем это закончится. Как говорил Николаев в своих показаниях, все знали, что отчитываться придётся перед прокуратурой. Но и это никого не остановило. И нежелание пустить меня к Макарову после избиения до того момента, пока мне не удалось дозвониться в приемную ФСИН и Уполномоченному по правам человек в России Татьяне Москальковой, это стремление скрыть факт причинения Макарову вреда, чтобы как можно больше следов было утрачено.

Желание скрыть преступление очевидно еще и потому, что Макарова почему-то не вернули в ту камеру, где он находился, а поместили в одиночную камеру. А все проверки начались не по донесениям руководства, а по результатам моих обращений не только в надзирающие органы, но и к Уполномоченному по правам человека в России, которая после моего личного к ней обращения в составе комиссии выехала в колонию.

[Об ответственности руководства]

Как мне передавал сам Евгений Макаров слова некоторых подсудимых («Жалуйся, все равно отпишемся, не в первый раз») подтверждаются и показаниями подсудимого Николаева, который говорил, что до его прихода в колонию к Макарову минимум три раза применяли силу. И что мама Макарова была уже в состоянии безысходности, несколько раз приходила к новому руководству на прием. И что даже сам руководитель учреждения пообещал ей, что с ним ничего больше не случится. Тем не менее, произошло то, что произошло.

Из показаний Михайлова и Николаева можно было бы сделать вывод, что руководство занималось какими-то своими делами, бумажками, приемом посетителей. А сотрудники колонии что хотели, что и делали. И вообще не должны были подчиняться руководству и докладывать, если что происходит, потому что у них есть непосредственные руководители. И что никто ничего не знал, не организовывал, ни давал указания и т.д.

Так не бывает. В обычном офисе, в любом учреждении ничего из важных событий не происходит без ведома руководителей. И уж тем более в исправительном учреждении. Учитывая то, что, как оказалось, все знают, кто такой Макаров, сколько у него нарушений, что он постоянно пишет жалобы на применение насилия или условия отбывания наказания, и что он, если исходить из слов подсудимых, не просто рядовой осуждённый.

[О том, что вина каждого доказана]

Я не буду касаться действий отдельно каждого подсудимого, которые находятся сейчас под стражей, поскольку все за исключением подсудимого Мамояна признают вину в части совершенных им действий и их виновность подтверждается целой совокупностью доказательств. Несмотря на непризнание вины подсудимым Мамояном, считаю, что вина в совершенном преступлении полностью доказана. И это не только видеозапись, исследованная в ходе рассмотрения дела, а также протокол осмотра этой видеозаписи, показания потерпевшего Макарова, показания подсудимых. В частности, допрошенный 19 августа 2020 г. в ходе судебного заседания подсудимый Зыбин на вопрос адвоката Воронина: «Видели ли вы, чтобы Мамоян поливал водой на тело Макарова?», ответил: «Да, два раза он это делал. В тот момент, когда я находился на парте и держал Макарова, 2 раза поливал в область поясницы. Зачем он это делал, я не знаю». Таким образом, версия подсудимого Мамояна и его защиты (о том, что Мамоян не лил на Макарова воду, вода была холодная и видимо с учетом тех вопросов, которые были заданы допрошенному в судебном заседании специалисту врачу-неврологу) должна убедить всех нас и суд в первую очередь, что Мамоян еще и облегчал страдания Макарова, не просто не состоятельна, но и совершенно абсурдна.

[О якобы демонстративном характере ударов]

Практически все подсудимые заявляли в судебном заседании, что удары носили демонстративный характер, и не было цели причинить вред потерпевшему. Очень хочется спросить: «Что и кому демонстрировали? Макарову?» Так, по словам практически всех подсудимых, ему никакая воспитательная работа не помогала.

То есть суд должен поверить в версию стороны защиты, что именно демонстративные удары должны были воспитать потерпевшего? Абсурдность этой версии, мне кажется, очевидна не только мне. И, видимо, так необходимо было демонстративно его бить, что было нанесено более 860 ударов, не считая пыток утоплением, сбрасыванием с парты, заламыванием рук в наручниках, что у потерпевшего потом были руки изрезаны. И через пару дней меня в колонию не хотели пускать. Калашников лично выходил и говорил, что по медицинским показаниям Макаров не может со мной встретиться. И эта запись есть у следственных органов, и она знакома подсудимым и защитникам, так как тоже была опубликована в СМИ. Правда справку от врача Калашников так и не предоставил.

После того, как мне прямо от дверей колонии пришлось буквально обрывать телефон приемной УФСИН по ЯО, а затем и ФСИН России, и, сидя на бордюре у ворот колонии, писать и дозваниваться в приемную УПЧ России, ко мне примерно в 16 часов вышел лично подсудимый Николаев и сказал, что я все же смогу встретиться с потерпевшим. Могу утверждать, что время было именно такое, поскольку в 16:35, как следует из моего протокола опроса и осмотра Макарова в колонии, мной были зафиксированы телесные повреждения на теле Макарова. После нашего разговора подсудимый Николаев покинул колонию на автомобиле, а меня допустили к Макарову.

И, наверное, именно демонстративный характер ударов послужил основанием для того, чтобы мне не разрешили пронести в колонию телефон или фотоаппарат, чтобы зафиксировать всю «демонстрацию» ударов на теле Макарова, а сотрудники тайно вели аудиозапись нашего с ним разговора, нарушая конфиденциальность общения с адвокатом. По данному факту расследование продолжается, так как, напомню подсудимым и их защитникам, что аудиозапись моего разговора с Макаровым была найдена среди восстановленных экспертами в ходе следствия записей, которые, видимо тоже исключительно с демонстративными целями пытались уничтожить сотрудники исправительного учреждения.

[О том, зачем на самом деле фсиновцы избили заключенного Макарова]

Так для чего же было организовано и осуществлено это коллективное и расчетливое избиение Евгения Макарова? В суде подсудимыми говорилось, что Макаров отказался проходить полный личный обыск. Он сопротивлялся этой обязательной после обнаружения запрещенного предмета, как утверждали подсудимые, процедуре. И якобы физическая сила применялась в ответ на это сопротивление. То есть, как можно заключить, для того, чтобы требуемый обыск провести. Но на видео мы видим не проведение обыска, а методичное, поочередное и крайне отлаженное нанесение ударов заключенному, который обездвижен на столе, то есть находиться в положении, в котором он заведомо уже не может оказать никакого сопротивления. Ничто не мешало сотрудникам, зафиксировав на столе Макарова, провести обыск, то есть достичь своей служебной цели, которой, по словам подсудимых, сопротивлялся Макаров. Но вместо этого мы видим «дистиллированное» телесное наказание, избиение в назидание беспомощного в этот момент заключенного. Такого основания для применения силы не знает российское законодательство и признаваемое Россией международное право.

[О версии подсудимых, что у Бирюковой есть личные корыстные цели защищать Макарова]

Ещё одну абсурдную, на мой взгляд, версию не могу обойти стороной в своём выступлении. Подсудимый Николаев в ходе допроса бывшего сотрудника «Новой газеты» Глеба Кириченко задал вопрос про то, что являлось целью публикации данного видео – мое вознаграждение или желание Бирюковой отомстить руководству УФСИН.

До 2017 года я никого из подсудимых из руководства УФСИН вообще не знала и предпочитала бы не знать, если бы не целый ряд уголовных дел по избиениям в колонии №1, часть из которых уже закончилась приговорами, часть ещё нет. Расследование других эпизодов продолжается, причем всплывают все новые и новые эпизоды. Уверена, что и ещё будут всплывать.

У меня, как и у довольно большого числа осуждённых и их родственников, а также защитников этих людей, есть желание не отомстить УФСИН или лично кому-то, кто находится на скамье подсудимых. У нас огромное желание привлечь к уголовной ответственности всех тех, кто позволяет себе нарушать закон такими или похожими действиями. Здесь, в судебном заседании, подсудимый Михайлов в своём допросе 5 октября 2020 года говорил, что такой записи, как нами была исследована в суде, в колонии не было.

[Адвокат Бирюкова использует метод гротеска]

Видимо, исходя из такой логики стороны защиты, я с потерпевшим и фондом «Общественный вердикт», который в своих выступлениях уже неоднократно упоминали подсудимые и некоторые защитники, и, уверена, в прениях ещё не раз будет упомянут, наняли актеров, сняли павильон на киностудии, восстановили декорациями обстановку класса воспитательной работы и записали 10 минутный ролик с демонстрацией ударов и воспроизведением точных диалогов между сотрудниками, поливали потерпевшего водой, приводили его в чувство, снова закидывали на парту, разрывали одежду и продолжали избиение. А затем, видимо для пущей убедительности, я сама себе и Макарову начала высказывать и писать, как публично, так и в личные сообщения, угрозы расправы, чтобы тоже отомстить руководству колонии и УФСИН. И меня с ребёнком, тоже видимо с целью мщения руководству колонии и региональному УФСИН или всей системы в целом вывезли из России и не разрешали некоторое время возвращаться. Да, действительно, по угрозам было отказано в возбуждении уголовного дела, но, напомню уважаемым подсудимым и их защитникам, что государственная защита нам была предоставлена и ее действие никто не отменял. Не говоря об иных способах защиты, которые фонд и иные организации применяли и в настоящее время применяют. А уж каковы эти условия и способы, как и способ получения целого ряда записей с видеорегистраторов сотрудников исправительного учреждения, не подлежит разглашению, несмотря на все предпринимаемые попытки со стороны подсудимых и их защиты.

Я думаю, что мой сарказм и ирония здесь понятны и очевидны всем и не требуют какого-то дополнительного разъяснения.

[О видеозаписи пыток Макарова]

В подлинности записи не приходится сомневаться не только исходя из ее содержания, но и исходя из допросов подсудимых и свидетелей. То, что такие записи никогда не были бы представлены надзирающим органам (вопреки обвинениям со стороны адвоката Бянкиной в мой адрес о недостоверности представляемой мной, как представителем потерпевшего, информации в СМИ), в своём допросе от 23 июля 2018 года сказал уже осужденный Ефремов, в достоверности показаний которого сомневаться нет никаких оснований. Напомню стороне защиты, что данный протокол допроса был оглашен в судебном заседании. Незнание материалов дела лишний раз подтверждает или некомпетентность защиты, или нежелание принимать любую иную версию кроме лично ими высказанной.

[О наказании для подсудимых]

Теперь относительно наказания для всех подсудимых.

Однозначно могу заявить, что прошу суд сделать снисхождение при назначении наказания только одному из подсудимых – Андрееву. Это единственный подсудимый, который принес извинения потерпевшему, действительно, по нашему мнению, раскаялся в содеянном, компенсировал Макарову причиненный им моральный вред.

Далее позиция относительно остальных подсудимых с учетом срока, запрошенного представителем гособвинения.

<…>

Я прошу суд не делать никакого снисхождения при назначении наказания подсудимым, поскольку данное преступление было совершено, в том числе и при наличии отягчающих обстоятельств – совершение преступления группой лиц. Также преступление было совершено подсудимыми в отношении лица, которое заведомо было от них зависимо, и в обязанность которых входило обеспечение безопасности жизни и здоровья потерпевшего.

Сотрудник УИС — это представитель государства. Он наделен распорядительными полномочиями в отношении не только своих подчиненных, но и заключенных. Это огромная ответственность, сопряженная с рисками, и источник утверждения верховенства права. Все это и является причинами, почему должностные лица УИС имеют законом предусмотренные льготы и привилегии. Но ровно по тем же причинам ответственность должностного лица выше, чем обычного человека. Профилактически избивая заключенного, сотрудник УИС делает это от лица государства. То есть каждый удар дубинкой по пяткам был сделан от лица государства. И за каждый этот удар сотрудники должны понести наказание по той причине, что каждым таким ударом они опровергают предназначение государственной власти и права, утверждают власть силы и унижения, несовместимые с понятиями человеческого достоинства.

Я надеюсь, что подсудимые получат справедливый приговор, который послужит стимулом для защиты своих прав и законных интересов тех, чьи права в местах лишения свободы нарушены и продолжают нарушаться со стороны сотрудников УИС. А также предостережением для тех сотрудников, которые допускают хотя бы мысль о том, что такие действия в принципе возможны.

<…>

Таким образом, полагаю, что ни позиция подсудимых о том, что они исполняли указания руководства, ни позиция руководства, что им не было известно о применении физической силы, ни по мнению подсудимых и их защиты отсутствие негативных последствий для здоровья человека, никакие иные обстоятельства не могут служить оправданием или смягчением наказания для подсудимых. Поэтому еще раз прошу суд не делать никакого снисхождения для подсудимых, за исключением того, о ком было мной упомянуто выше.

материал подготовлен: Елена Истомина, под редакцией Асмик Новикова

Прения. Адвокат Ирина Бирюкова

Тюремщики:

Шашкин Вячеслав Юрьевич

Кузьмин Сергей Игоревич

Вихарев Алексей

Баланов Владимир Михайлович

Камиронов Игорь Павлович

Семенов Александр Леонидович

Коковин Иван Александрович

Микитюк Алексей Юрьевич

Гусарин Сергей Аркадьевич

Костюк Владимир Дмитриевич

Поддержите фонд