«Надзирать и наказывать» или русский паноптикум
Асмик Новикова, фонд «Общественный вердикт»
30 лет назад распался Советский Союз. Все эти 30 лет, как сообщают нам официальные документы, тюремная служба реформируется и стремится достичь международных стандартов. Что же произошло с тюрьмами в России, которая унаследовала советскую систему лагерей? И как далеко удалось уйти от советского пенитенциария?
Короткий ответ: произошло много и главным образом из-за Европейского суда по правам человека, а уйти пока удалось недалеко. Тюремная власть медлительна и неповоротлива и полагает насилие с принуждением надежным ответом на все проблемы пенализации. Собрались через 30 лет, наконец, криминализовать пытки. То есть встали в нерешительности на правильный путь.
Если же расположить в хронологическом порядке основные события в ходе 30-летнего реформирования, то обнаружится, что основные усилия были направлены на два блока проблем: улучшить условия содержания и развивать санкции, не связанные с изоляцией от общества. Именно в этих двух точках были сконцентрированы программы, помыслы, аппаратные усилия и, конечно, бюджеты.
Эти два магистральных пути в действительности весьма умозрительное разделение одной проблемы — плохих условий содержания. Но разделение важное, т.к. сокращение тюремного населения — задача, которую решает не ФСИН.
Если не сократить тюремное население, то есть меньше сажать, то и не получится улучшить условия содержания.
Каждое новое СИЗО, отремонтированная колония очень быстро становятся перенаселенными, а вместе с этим — антисанитарными, с недостатком воздуха, естественного освещения и другими сопутствующими «ингредиентами» густонаселенного жилища. Так и происходило в 2000-ые годы. Строили и ремонтировали СИЗО, короткое время условия содержания были хорошими, далее СИЗО наполнялось сверхмеры и превращалось в очередную «Бутырку» — место, где спали по очереди и ели рядом с отхожим местом.
Но это понимание возникло не сразу. Потребовалось, чтобы Европейский суд по правам человека во множестве жалоб против России указал, что нужно развивать альтернативные лишению свободы санкции одновременно с улучшением бытовых условий. Сначала в 2002 году было дело «Калашников против России», а потом, ровно через 10 лет, пилотное постановление «Ананьев и другие против России». То есть за 10 лет все принятые в России концепции модернизации уголовно-исполнительной системы и федеральные программы не достигли должного результата.
На международном уровне Россия настойчиво позиционирует себя как легалиста и дисциплинированного участника международных договоров, в том числе по правам человека. Это манифестация добросовестного блюстителя закона вынуждала не только поддерживать соответствующую риторику, но и время от времени выполнять свои юридические обязательства. В случае с Европейским судом это равно исполнению принятых судебных решений, в данном случае постановлений Евросуда.
Исполнение означает не только выплату компенсаций, а разработку мер общего характера. Это такие меры, которые восстановят не права отдельного заявителя, а изменят практику и блокируют повторные и аналогичные нарушения прав человека. Как у нас говорят, «в отношении неопределенного круга лиц». Проще говоря, меры реальной реформы. Контролирует исполнение постановлений ЕСПЧ Комитет министров Совета Европы.
Процесс исполнения мер общего характера по постановлениям Евросуда и является реальным процессом реформы в России.
Именно из отчетов России в Комитет министров Совета Европы мы видим, какие меры в ответ на какие постановления разрабатывались, и как эти меры внедряли.
Отчеты России в Комитет министров превратились в основной и самый содержательный архив тюремной реформы.
Получив постановления по Калашникову и Ананьеву (за десятилетие между ними была внушительная пачка однотипных дел), Россия включилась в процесс «диалога» с Комитетом министров и стала разрабатывать Планы действий и готовить отчеты. Фактически работа велась следующая:
— по сокращению тюремного населения:
- декриминализовать многие статьи уголовного кодекса – сделано
- убрать санкции в виде изоляции от общества по некоторым статьям – сделано
- развивать меры пресечения, не связанные с содержанием под стражей (залог, запрет определенных действий, домашний арест, подписка о невыезде) – делается
- в целом, отказаться от судебной практики назначения «стражи» как основной меры пресечения – с трудом, но делается
- развивать наказания, не связанные с лишением свободы (принудительные работы, обязательные работы, условное осуждение, штрафы), – с трудом, но делается
— по улучшению условий содержания:
- строительство и реновация мест лишения свободы – делается
- создание в России механизма получения компенсации за плохие условия содержания – сделано
- создание общественных наблюдательных комиссий – сделано и постепенно уничтожено
Наиболее значимые и ощутимые реформы, которые в реальности изменили тюремную систему или перевернули правила игры — проводились вне ФСИН и не самой ФСИН.
Прежде всего, это меры, направленные на сокращение тюремного населения, которые лежат в области уголовной политики и юстиции и судебной практики по назначению санкций — как за преступления, так и до приговора. ФСИН здесь выступает исполнителем.
И, конечно, создание национального компенсаторного механизма (новая статья 227.1 в КАС РФ) — с помощью которого заключенные в России могут взыскать компенсацию за плохие условия содержания. Это новое юридическое средство, пока еще плохо работающее, но его появление — прямое обязательство России по исполнению пилотного постановления «Ананьев и другие против России». Главное, что удалось сделать, создать норму, по которой выплата компенсации не зависит от вины конкретных должностных лиц. Нужно доказать сам факт плохих условий, причем это доказывание возлагается на ФСИН, а не на заключенного. Создание этого механизма можно без стеснения приветствовать, но теперь важно добиться, чтобы он все-таки заработал.
Отметим, что стоимость этих реформ несопоставимо меньше тех миллиардов, которые были потрачены на модернизацию уголовно-исполнительной системы, которую в течение тридцати лет пытаются привести к минимальным допустимым стандартам содержания. Начинали с модернизации тюремной системы в 1996 году, и этим же и закончили, приняв очередную концепцию модернизации на 2020 – 2030 годы. И главное, так и не довели эти условия содержания до стандарта, сопоставимого с современными представлениями о бытовом минимуме. Одна из ключевых целей на будущее десятилетие — «обеспечение исполнения наказания в условиях, не унижающих человеческого достоинства», в частности, планируется «обеспечить возможность ежедневно принимать душ для беременных женщин, а также женщин, имеющих при себе малолетних детей».
В той же концепции говорится о строительстве принципиально новых тюрем и СИЗО, — учреждений нового типа. Предлагается создать современные паноптикумы, в которых будут объединены СИЗО и колонии, причем в одном комплексе соберут колонии разного типа. Новые пенитенциарии будут располагаться в развитых транспортных локациях, а прежние учреждения, которые затеряны в удаленных и непроходимых местах, а также ветхие — ликвидированы. Если грандиозные планы осуществятся, то можно надеется, что в России постепенно придут к покамерному содержанию и современным «смарт-тюрьмам». Но пока можно зафиксировать, что
впервые за все тридцать лет в последней по времени концепции заявлен, в сущности, демонтаж советской тюремной системы. До этого все федеральные программы и полагающиеся им бюджетные объемы обновляли и ремонтировали «жилой фонд» лагерной системы.
Но эта же концепция не ставит своей целью искоренить пытки. Эта проблема скромно встроена в планируемые задачи, но как самостоятельного направление — отсутствует. Не получится ли так, что в новых современных пенитенциарных комплексах воспроизведется все пышное и безобразное разнообразие сложившихся практик управления заключенными — через насилие, пытки, использование одних заключенных как средство давления на других и прочих методов тотального насильственного контроля.
Опыт прошедших лет говорит о том, что изменить тюремную систему можно не миллиардами, которые в лучшем случае обновляют старые декорации, а внешними по отношению к ФСИН точечными и выверенными реформами.
Подробнее можно прочитать в Меморандуме о срочных мерах реформирования, составленном Коалицией «Без пыток».
Прежде всего, нужно криминализовать пытки как должностное преступление. Власти к этой «свежей» идее пришли после публикации ярославского видео в 2018 году, потом забыли и вновь вспомнили после кадров из саратовской тюремной больницы. В 2021 году, как представляется, возникла надежда, что работа по криминализации возобновилась.
Но криминализация — это не просто новая статья в уголовном кодексе, это ее применение на практике, приводящее к установлению виновных в пытках и их наказанию.
Здесь важно создать эффективный механизм реагирования на пытки, появлению которого мало что мешает. Это следствие, которое профессионально применяет весь репертуар доступных следователям действий — возбуждают уголовные дела, быстро собирают и фиксируют доказательства, изымают видео, выявляют всех свидетелей и пр. То есть выполняют традиционные следственные действия.
Но доказательства собирать непросто, они находятся в монопольном распоряжении самого ФСИН. Монополия кажется прочной, но ее несложно разрушить. Основные доказательства — медицинские. Врачи, которых в 2014 году вывели из подчинения начальников СИЗО и колоний, тем не менее, сотрудники ФСИН, просто встроенные в другой департамент. Нужно продолжить начатые нерешительные шаги в сторону перевода медицинской службы в Минздрав, тем более, что после 2018 года закреплены общегражданские гарантии оказания медицинской помощи заключенным, а сами медики сертифицируются Минздравом. Пока ФСИН выступает против, но решение о создании, наконец, независимой от тюрьмы медицинской службы, будет принимать не ФСИН.
И, как можно предположить, щепетильная и краеугольная тема с видеодоказательствами. Сейчас полностью отсутствует ответственность ФСИН за отказы предоставить следователям видео, за уничтожение или его монтаж и т.п.. Не закреплены правила по накоплению и хранению видео. Сколько стоит эта реформа — посчитать несложно. Речь о создании соответствующих норм и применении технических средств по контролю за вмешательством в видеопоток.
Все эти, в действительности, основные меры по реформированию тюремной системы, пока даже не в официальной повестке. Все еще слишком сложно решиться на реальное реформирование и демонтаж советской пенитенциарной системы.